Казбек Хетагуров. Звучащая тишина

Казбек Хетагуров

В 70-е годы искусство Осетии заняло достойную нишу в российском культурном пространстве, ярко заявив о себе в экспозициях всероссийских и зональных выставок. Среди мастеров, сложившихся в эти годы особое место принадлежит Казбеку Хетагурову. Его картины привлекали к себе внимание особым живописно-пластическим строем, серьезной искренностью авторской позиции, сгущенным драматизмом.Стиль живописца сложился в законченную индивидуальную систему довольно скоро, после завершения учебы в Ленинградском художественном институте. Преодолев два очень сильных влияния внутри российской и советской культуры − «суровый стиль» 60-х годов и «метафорический реализм» 70- начала 80-х, пропустив новаторские идеи и формальные открытия этого периода через собственное видение, Хетагуров сумел синтезировать их в свою поэтику.

Пафос мастеров «сурового стиля» заключался, прежде всего, в признании права на личностную активность художника, способного преобразовывать мир и достигать гармонии с ним. Своеобразный романтизм этого направления нашел выражение в открытии лирики индивидуального образа, единения художественного «я» (субъекта творчества) и явления (объекта изображения) − через принцип пластической экспрессии, это зерно стиля стало основой художественного языка Казбека Хетагурова. Из проблематики 70-х годов для Казбека оказалось наиболее актуальным осмысление особого места современника в контексте всей истории, признание его удельного веса, понимание того, в чем состоит его роль.

Уже в ранних натурных этюдах − портретах, пейзажах Хетагурова есть обобщенность, целостность восприятия. Более поздние работы, предназначенные для выставки, нередко становились, по сути, свободной интерпретацией этюда. Такой метод творчества, когда на холсте реализуется выношенный в глубине души образ, предполагает с одной стороны фильтрацию натуры, с другой − акцентировку того, что стало памятью сердца. Это метод, к которому обращались семидесятники – картина не по законам восприятия, а по законам представления, был близок и Казбеку.

Многие работы художника просты по мотиву, в них нет изощренной режиссуры. Но по живописно-пластической напряженности, по выявлению общего эмоционального состояния − это картины. Так, например, сельский мотив, который особенно характерен для осетинской живописи 70-х годов, в творчестве Казбека является одним из главных, не важно, пишет ли он пейзаж, или создает фон в сюжетной картине. Для Казбека, который родился в селе и провел здесь детство, юность, но, получив профессиональное образование во Владикавказе и Ленинграде, стал городским жителем, обращение к теме села, земли играет роль не столько воспоминания, сколько утверждения связи человека с землей, с родиной, ее историей, ее судьбой.

Изобразительный метод семидесятников трансформировал мотив по закону символической условности. В отходе от натуры (отсутствие в этюдах, картинах конкретных указаний на место и время) выработался язык более высокого уровня обобщенности: нормы предельно выверенного пластического совершенства, концентрация смысла. Здесь совсем другие требования, чем к картине тради¬ционного бытового или исторического жанра. Центральная тема многих картин Хетагурова − связь человека с землей, трактована им, как причастность человека к истории своего народа не только прошлой, но и будущей. Казбек даже не мог подозревать, что в суровом звучании цветового строя его композиций, в драматическом оцепенении героев и природы сегодня можно увидеть своеобразные пророчества трагедий современной Осетии.

Природа, как и большинство пейзажных фонов картин Хетагурова − сумеречная, вечерняя. В горах день заканчивается вообще довольно рано. Вечер − время переходное, таинственное, съедает не только краски, но и звуки, погружая героев в оцепенение, молчание, побуждая к размышлениям. Любовь к вечеру, сумеркам определила цветовые предпочтения художника: он вводит в свою живопись темные, глухие, почвенные краски, оперируя умбрами, охрами. В таком утяжеленном колорите − своеобразное эхо эстетики «сурового стиля» с его поисками поэзии в прозе жизни. Один и тот же мотив (дорога, аул, мастерская) дает художнику возможность использовать живописную импровизацию, очень тонкую, подобную музыкальной (Казбек обладал прекрасными вокальными данными, умением держать верный звуковой тон, выразительно интонировать мелодию).Часто в этюдах, эскизах, завершенных полотнах Казбек повторяет сюжет с возвращением в село взрослого пахаря или мальчика. Особенно выразительно решен этот мотив в картине «Осень» 1977 года. Пластический образ здесь тяго¬теет к скульптурному обобщению, хотя форма, как всегда у Казбека, живописна. Движение медленно разворачивается из глубины к первому плану, от борозд на дороге к фигурке шагающего на зрителя мальчика. Стремительность бега белой собаки справа подчеркивает неторопливость движения быков, а прихотливость силуэта группы животных и человека контрастирует с округлостью холмов на горизонте и безмя¬тежно спокойной полосой выцветающего синего неба.

В картинах «Женщины моего села», «Свадьба», «Старик в лесу», цвет, словно преодолевая сопротивление мрака, загорается светом. Яркие цветовые «сгустки», «вспышки» цвета, создают ощущение огромной внутренней напряженности. Другая особенность стиля Казбека − акцентированная фак¬турность письма, его интерпретационная свобода. Живописная поверхность ассоциируется с многослойной, то сгущаю¬щейся, то разряжающейся тканью. Колорит раскрывает свои качества постепенно. Живописная среда затягивает, заставляя прислушиваться к тишине.

Время в картинах Казбека − фактор не движения, а пос¬тоянства, поэтому композиции художника, как правило, основаны на статике. Развитие сюжета – не для фиксации сиюминутного, а для обобщения вневременного: герои всегда укрупняются, приближаются к первому плану, вырываются из мрака (темноты пространства картины). Особенно важны в этом понимании композиции главные картины Казбека − «Свадьба», «Посвящение».

Предстояние персонажей в «Свадьбе» обусловлено своеобразным ритуалом: введением в дом невесты; ее символическая роль столь важна, что сдвинутая влево фигура девушки в красном платье, все равно является смысловым центром композиции, тогда как ее конструктивным ядром и другим центром картины становится гармонистка. Принципиальную роль играет в картине светотеневая моделировка фигур, она специфична. Фигуры словно высвечиваются изнутри, перебивая своим «внутренним» световым потоком определенность «внешних» цветовых сочетаний – густо зеленых, насыщенных красных, золотисто-охристых, холодно-зеленых, коричневых. Временное накладывается на глубинное, духовное, изначальное.

Казбек часто обращался к образу Коста Хетагурова, не по причине фамильного сродства, а в силу большой любви к его поэзии и творчеству. Картина «Посвящение» своим решением вызывает ассоциации с ренессансными композициями «Оплакивание» и «Пьета». Тяжелое, оседающее тело мертвого Коста бережно поддерживают трое горцев. Это символическое «снятие с креста», позволяющее провести параллель между спасительной для человечества жертвой Бога и мессианским служением своему народу поэта, между трагическим одиночеством Христа в дни его предательства и казни, и таким же одиночеством, по сути, Коста, особенно в его последние годы жизни.

Композиция «Посвящения» основана на «трагической» диагонали (тело Коста) и одновременно на «оптимистическом» круговом движении по часовой стрелке (фигуры и жесты трех мужчин). В колорите преобладают тяжелые, темные, черные тона, но светлая полоса на горизонте темного неба и белый «ореол» башлыка Коста – это утверждение преодоления скорби, торжества бессмертия.

Коста посвящено и другое, пожалуй, самое великолепное по мощи использования всех художественных средств полотно − «Похороны». По полифоническому звучанию цвета, сложной организации ритма и захватывающей внимание зрителя магии пространства оно остается в памяти, подобно торжественной, печальной и одновременно светлой панихиде, какая наверное и сопровождала Коста в его последнем земном пути. Сцена погребения поэта преображена глубоким лирическим авторским чувством. Драматизм сюжета находит изобразительное развитие в драме красок, темных, почти угольных, иссиня-черных, сизо-пепельных, среди которых, подобно пламени, вспыхивают огненные краски осени. Ритм слегка скошенных композиционных осей играет очень важную роль в создании замирающего, затихающего движения, скованность стоящих персонажей вступает в противоречие, психологический диссонанс с эмоционально-приподнятым живописным напряжением.Во многих работах Казбека встречается мотив вечернего ожидания. В монументальной по форме картине «Женщины моего села» этот сюжет из круга частных выведен во вневременную сферу. Старые вдовы в черных платках, погруженные в воспоминания за оградой дома, на краю села − эти фигуры воплощают мудрое достоинство возраста, примирившегося с прошлым. Стоящая слева старуха с ребенком на руках, крепко прижимающая его к себе, − метафорическая отсылка к будущему: именно надежда на счастливую судьбу детей дает силы жить и верить в завтрашний день.

Сам Казбек был уже вполне сознательным ребенком, когда на фронте Великой Отечественной войны погиб его отец, поэтому мотивы «воспоминания» и «ожидания» в его картинах связаны и с темой войны, возникающей в произведениях художника чаще всего как пластическая метафора.

В наследии Казбека Хетагурова нет автопортретов. Но художник, пропускавший через себя внутреннее состояние своих героев, в каждом созданном им портрете оставил частицу своего «я». Портреты Казбека поражают особой доверительностью диалога модели и мастера, тонкой мастерской лепкой кистей рук, выразительностью лиц, сохранивших несомненное сходство портретируемых. Но все персонажи портретов имеют и нечто общее − тревожное, задумчивое или грустное настроение, открытый испытующий, вопрошающий взгляд, как на фотографиях Казбека.

Казбек оставил в своем творчестве нравственные ориентиры, по которым жил и работал сам − убеждение в высокой гуманистической миссии искусства, настойчивое стремление к его духовной значимости. И еще − многозначную и звучащую тишину своего внутреннего мира.